Архив метки: получение золота

Алхимия и спагирия Фулканелли

Алхимия и спагирия

Вероятно, немалое число ученых-химиков — а также некоторые алхимики — не разделят наш взгляд на вещи. Но даже рискуя прослыть решительными сторонниками самых подрывных теорий, мы все же не побоимся развить здесь свою точку зрения, полагая, что у правды есть своя привлекательная сторона, и она, правда, даже обнаженная, предпочтительнее заблуждения в самой яркой упаковке.

Начиная с Лавуазье, все писавшие об истории химии сходятся на мнении, что теперешняя химия происходит непосредственно от древней алхимии. Или, во всяком случае, они имеют общее происхождение. Поэтому якобы позитивные факты, лежащие в основе современной науки, добыты кропотливым трудом древних алхимиков.

Эта гипотеза, имеющая весьма относительный и условный характер, принята сегодня в качестве очевидной истины, так что алхимическая наука и весь ее фундамент как бы лишаются причины и оправдания своего существования. С почтенного расстояния, сквозь туман легенд и пелену веков она представляется чем-то неопределенным, расплывчатым, разреженным. Неясный фантом, обманчивый призрак, сказочная химера, допотопный вымысел, лженаука — такой она, в частности, рисуется одному небезызвестному профессору.

Но там, где требуются доказательства, где возникает нужда в фактах, эти авторы в качестве опровержения «претензии» герметиков выставляют ложную посылку. Они не доказывают, они вещают. Хорошо же, мы, в свою очередь, заверяем — и рассчитываем это доказать, — что ученые, чистосердечно принимающие и распространяющие эту точку зрения, заблуждаются либо по невежеству, либо из-за недостатка проницательности. Поняв изучаемые ими книги лишь отчасти, они приняли видимость за действительность. Скажем со всей определенностью, так как множество образованных людей вполне искренне, по-видимому, ошибаются на этот счет, что на самом деле предшественницей современной химии была древняя спагирия, а вовсе не герметическая наука как таковая. Спагирию от алхимии отделяет глубокая пропасть, что мы попытаемся показать, насколько это возможно, не переходя дозволенных границ. Мы надеемся разобрать проблему довольно глубоко и представить достаточно данных Для подтверждения своей мысли, демонстрируя, кроме всего прочего, химикам, не страдающим предвзятостью, свою добросовестность и стремление к истине.

В средневековье — по-видимому, даже в античной Греции, если верить Зосиме и Останесу, — в химии существовали как бы две ступени, два I подхода — спагирический и архимический. Эти две отрасли единого экзотерического искусства зачастую смешивали. Металлурги, ювелиры художники, мастера по керамике, витражисты, красильщики, винокуры эмальеры, горшечники и т.д. должны были, как и аптекари, обладать достаточными знаниями в области спагирии, и в процессе своей профессиональной деятельности они эти знания пополняли. Архимики же составляли среди древних химиков специальную, более узкую и более ] тайную категорию. Они преследовали более или менее схожие с алхимиками цели, однако использовали при этом сугубо химические средства и материалы. Превратить одни металлы в другие, получить золото и серебро из обычных минералов и солей металлов, перевести содержащееся в серебре золото и содержащееся в олове серебро из потенциального состояния в реальное и выделить их смеси — вот чего добивались архимики. По сути дела, они были спагириками, от квинтэссенций животного происхождения и растительных алкалоидов переключившимися на царство минералов. Средневековые законы запрещали без особого разрешения ставить у себя дома печь и владеть химической посудой, но по окончании трудового дня многие ремесленники втайне изучали химические процессы и ставили опыты по чердакам и подвалам. Они посвящали себя маленьким частностям, по несколько презрительному отзыву алхимиков, которые полагали, что подобного рода побочные явления недостойны истинного Философа. Ничуть не умаляя заслуг спагириков, заметим, что даже самые удачливые из них нередко получали весьма сомнительную выгоду от своих экспериментов, и способ, поначалу успешный, мог впоследствии ни к чему не приводить или давать весьма неопределенные результаты.

Однако несмотря на свои заблуждения — или как раз благодаря им — архимики передали сперва спагирии, а через нее и современной химии все те данные, все те методы и операции, в которых эта последняя нуждалась. Эти люди, стремящиеся до всего докопаться, все узнать, по сути дела были родоначальниками прекрасной и совершенной науки, которую они снабдили верными наблюдениями, сведениями об изученных реактивах, искусными приемами, с большим тщанием разработанными методиками. Низко поклонимся этим первопроходцам, первооткрывателям, великим труженикам и никогда не будем забывать того, что они для нас сделали.

Однако алхимия, повторим еще раз, не имеет к этому никакого отношения. Иногда, правда, герметические писания, неправильно истолкованные не посвященными в их тонкости исследователями, служили косвенной причиной случайных открытий. Так, Блез де Виженер возгонкой росного ладана получил бензойную кислоту, Бранд, отыскивая алкагест в моче, выделил фосфор, а Василий Валентин — авторитетный Адепт, не пренебрегавший спагирическими опытами, — установил состав солей сурьмы и изготовил рубиновый коллоидный раствор золота. Так, Раймонд Луллий получил ацетон, Кассий — золотой пурпур, Глаубер — сульфат натрия, а Ван Гельмонт доказал существование газов. Но кроме Луллия и Василия Валентина, все эти ученые, которых совершенно зря причисляют к алхимикам, были обыкновенными архимикам-и или спагириками. Поэтому прав знаменитый Адепт, автор классического труда, когда говорит: «Если бы отец Философов Гермес воскресил сегодня изощренного Гебера или глубокомысленного Раймонда Луллия, наши вульгарные химики не только не признали бы их Философами, но даже не приняли бы их в число своих учеников, потому что те ничего не смыслили во всех этих перегонках, циркуляциях, прокаливаниях и других бесчисленных операциях, которые наши пошлые химики изобрели только потому, что превратно поняли аллегорический язык герметических писаний».

К герметическим книгам с их замысловатым стилем, кабалистическими выражениями многие относятся с пренебрежением. Несмотря на предупреждения и настойчивые просьбы их авторов, в этих книгах упрямо вычитывают обыденный общепринятый смысл. Людям невдомек, что эти тексты предназначены для посвященных, и для их адекватного понимания необходим тайный ключ, а чтобы его обрести, требуется предварительная работа. Разумеется, старые трактаты содержат если не всю полноту герметического знания, то по крайней мере его философию, его начала и искусство применять эти начала сообразно с естественными законами. Но если читатель не знает сокровенного значения терминов, не знает, например, что такое Ares (Арес)щ, чем он отличается от Aries (Овен) и что связывает его с Aries, Arnet и A Wait — странными словами, которые намеренно употребляют в таких работах, то он либо абсолютно не поймет, либо неизбежно впадет в заблуждение. Не следует забывать, что мы имеем дело с эзотерической аукой. Следовательно, сообразительности, хорошей памяти, трудолюбия, внимательности даже вкупе с сильной волей недостаточно, чтобы овладеть этим предметом. «Жестоко ошибаются те, — пишет Николя Гроспарми; — кто сами ничтоже сумняшеся решают, будто наши книги созданы для них. Мы предназначили их лишь для приверженцев нашей философской школы». Батсдорф в начале своего трактата из сострадания предупреждает читателя в следующих выражениях: «Всякий осмотрительный человек! прежде должен, если это в его силах, приобрести Знание, то есть усвоить основы нашей науки и ее методы. В противном случае ему не следует идти дальше и бездумно тратить свое время и состояние. Прошу всех, кто прочтет эту маленькую книжку, поверить моим словам. Повторяю -еще раз, никто не обучится нашей благородной науке по книгам, туn надобно либо божественное откровение — посему наше Искусство нарекают божественным, — либо надежный и добросовестный учитель а так как благодать низошла на очень немногих, очень немногие могут этому искусству обучать». Анонимный автор XVIII в. приводит другие причины того, почему так трудно разгадать тайны, скрытые в герметических сочинениях: «Вот подлинная и основная причина того, — пишет он, — что природа не допускает в царские палаты многих философов, даже тех, кто обладает изощренным умом: с юных лет совращенные логическими и метафизическими выкладками, обманутые книжными химерами, они вообразили себе, что это искусство глубже и труднее любой метафизики, хотя в данном случае, как, впрочем, и во всех других, природа в своей непритязательности следует прямым и простым путем».

Так смотрят Философы на свои собственные сочинения. Неудивительно поэтому, что столько замечательных химиков сбились с правильного пути, втянувшись в споры о науке, усвоить самые элементарные понятия, которой они были не способны. И не окажем ли мы услугу неофитам, подвигнув их на размышление о великой истине, которой касается авторы сочинения О подражании Христу (кн. III, гл. II; 2), когда говорит о книгах, скрепленных печатью:

«Они могут передать слова, но они не передают духа. Они говорят красиво, но если Ты, Господи, безмолвствуешь, они не воспламеняют сердца. Они дают нам букву. Ты же нам открываешь смысл. Они говорят о тайнах, Ты же открываешь понимание всего того, что сокрыто… Они указывают нам путь. Ты же даешь силы на то, чтобы этот путь пройти».

Для наших химиков это — камень преткновения. Если бы наши ученые уяснили себе язык древних алхимиков, им бы открылись практические законы учения Гермеса, и философский камень давно бы перестал считаться выдумкой.

Ранее мы утверждали, что алхимики основывали свои работы на герметических представлениях — в своей, разумеется, интерпретации — и именно благодаря этим представлениям стали возможны опыты, приведшие к плодотворным чисто химическим результатам. Так были получены кислоты, которыми мы сегодня пользуемся, а действием этих кислот на металлические основания — ряд известных нам солей. При взаимодействии этих солей либо с другими металлами, щелочами или углеродом, либо с сахарами и жирными соединениями химики вновь выделяли основные элементы, которые прежде вводили в реакции. Все эти операции и способы их проведения ничем не отличаются от тех, что обычно используют в лабораториях. Однако некоторые исследователи пошли много дальше: они так расширили возможности химии, что их результаты многим кажутся сомнительными, а то и просто мнимыми. Действительно, их методы описаны неполно и покрыты чуть ли не такой же завесой тайны, как и Великое Делание. Намереваясь помочь всем изучающим подобные вопросы, мы остановимся на них подробнее и покажем, что методики этих суфлеров воспроизводятся значительно лучше, чем можно было ожидать. Да простят нам эти откровения наши братья Философы, на снисходительность которых мы рассчитываем. Наша обязанность соблюдать тайну касается исключительно алхимии, мы же не будем выходить за пределы собственно спагирии, поэтому ничто не мешает нам выполнить свое обещание и на вполне реальных и поддающихся проверке фактах доказать, что современная химия всем обязана спагирикам и архимикам, и ничем, абсолютно ничем — герметической Философии.

Простейший алхимический прием заключается в использовании энергичных взаимодействий — кислот со щелочами, — чтобы при вскипании происходило соединение чистых частиц с необратимым образованием новых веществ. Таким способом, отталкиваясь от металла, близкого к золоту — Предпочтительно от серебра, — можно получить небольшое количество Драгоценного металла. Приведем для примера простейшую операцию, за Успех которой при строгом следовании нашим указаниям мы ручаемся.

Высокую тубулярную реторту на треть объема заполните чистой азотной кислотой. Поместите реторту, соединив ее с трубкой для вывода газа, в песчаную баню. Работать следует в лабораторном вытяжном шкафу, осторожно нагрейте содержимое реторты, не доводя кислоту до кипения, выключите огонь, откройте пробку и введите в реторту небольшое количество самородного или очищенного серебра, не содержащего следов золота. Когда перестанет выделяться перекись азота и поверхность жидкости успокоится, поместите в реторту вторую порцию чистого серебра. Повторите эту операцию медленно вплоть до того момента, когда закипание жидкости и выделение красных паров будет происходить не так бурно — это показатель скорого насыщения. Больше ничего не добавляйте, подождите полчаса, потом осторожно перелейте светлый еще горячий, раствор в химический стакан. На дне реторты вы увидите небольшой осадок в виде мелкого черного песка. Промойте его теплой дистиллированной водой и поместите в фарфоровую чашку для выпаривания. Опытным путем вы убедитесь, что осадок не растворим ни в соляной, ни в азотной кислоте. Царская водка растворяет его с образованием красивого желтого раствора, очень схожего с раствором треххлористого золота. Разбавьте его дистиллированной водой. Добавив цинк, вы получите в осадке аморфный очень тонкий матовый красно-коричневый порошок, точно такой же, какой при подобных обстоятельствах дает самородное золото. Этот рассыпчатый порошок хорошенько промойте, а затем высушите. После прессования на стекле или мраморе он превратится в блестящую плотную пластинку, ярко-желтую в отраженном свете, зеленую на просвет, по виду и простейшим свойствам соответствующую чистейшему золоту.

Вы можете повторить операцию сколько угодно раз, увеличивая первоначально небольшое количество осадка. В этом случае используйте светлый раствор нитрата серебра, разбавленный первичными промывными водами. Восстановите металл с помощью цинка или меди. По окончании восстановления промойте осадок большим количеством воды. Высушите порошкообразное серебро и используйте его для вторичного растворения Таким образом, у вас будет достаточно продукта, чтобы с помощью анализа убедиться, что вы действительно получили золото, даже если предположить, что следы золота содержались в исходном серебре.

Но на самом ли деле столь легко доступное, хотя и в небольших количествах, простое вещество — золото? Чистосердечно ответим «нет» или, по крайней мере, «еще нет». Внешне и даже по многим свойствам, в томя числе химическим, оно и впрямь аналогично золоту, однако плотность -одно из основных физических свойств — у него другая. Такое золото легче самородного, хотя и тяжелее серебра. Мы можем рассматривать его не как серебро в более или менее стабильном аллотропическом состоянии, а как молодое рождающееся золото {or naissant). Впрочем, новообразованный металл способен при усадке приобретать и сохранять плотность выше, чем у зрелого металла. Архимики владели способом, который придавал рождающемуся золоту свойства золота зрелого; они называли этот процесс созреванием (maturation) или упрочением (affermissement), и мы знаем, что основным его катализатором является ртуть. В некоторых древних латинских манускриптах этот процесс именовали также confirmation (закрепление).

Нам не составит труда сделать несколько полезных и важных замечаний относительно данной операции и показать, на каких философских посылках основывается непосредственное получение металла. Мы могли бы указать несколько способов увеличить выход реакции, но тогда нам пришлось бы перейти рамки, которые мы для себя предусмотрели. Поэтому пусть исследователи разработают эти способы сами — с учетом экспериментальных данных. Мы лишь приводим факты, а выводы предоставляем делать современным алхимикам, спагирикам и химикам.

В алхимии существуют и другие методики, чьи результаты служат доказательством определенных философских положений. Они позволяют разложить металлические вещества, которые долгое время считались простыми. Эти приемы, хорошо известные также и алхимикам, хотя те и не прибегают к ним в Великом Делании, заключаются в выделении одного из двух компонентов металла — Серы или Ртути.

Герметическая философия учит, что сами вещества друг на друга не действуют, активную роль в данном случае выполняют духи веществ. Это они, духи, природные агенты, вызывают в недрах материи наблюдаемые нами изменения. Эксперимент, однако, подсказывает нам, что соединение простых веществ — процесс временный и легко обратимый. Это справедливо для всех солей, а также для сплавов, некоторые из которых распадаются на элементы при простом плавлении. При этом металлы, входившие в состав сплава, сохраняют свои собственные характеристики, отличные от свойств сплава. Одно ясно, какую важную роль могут играть духи веществ при выделении Серы (Soufre) или Ртути (Mercure) из металла, коль скоро известно, что лишь они способны разорвать прочную связь соединяющую эти два начала.

Необходимо, однако, уяснить, что древние обозначали общим и достаточно неопределенным термином духи.

Для алхимиков духи соответствуют вполне реальным, хотя с физической точки зрения почти нематериальным тонким влияниям. Духи влияют на подверженные их действию вещества таинственным, необъяснимым непостижимым, но эффективным образом. Одним из таких герметических духов является лунный свет.

Представления алхимиков более конкретные и вещественные. Древние химики объединяют в один разряд все простые и сложные, твердые и жидкие вещества, лишь бы они были летучи (volatile). Это свойство, позволяющее осуществить их полную возгонку (entierement sublimables). Металлы металлоиды, соли, углеводороды, другие классы веществ поставляют алхимикам целую когорту духов: ртуть, мышьяк, сурьму и некоторые их производные, серу, аммонийную соль, спирт, эфир, растительные масла и т.д.

Серу из металла лучше всего выделять возгонкой. Приведем для сведения несколько примеров.

Растворите чистое серебро описанным ранее способом в горячей азотной кислоте, затем разбавьте раствор горячей дистиллированной водой. Слейте светлую жидкость, чтобы в случае необходимости отделить небольшой черный осадок, о котором мы прежде упоминали. Пусть жидкость остынет в темноте, потом постепенно прилейте раствор хлористого натрия или чистую соляную кислоту. Хлористое серебро выпадает на дно сосуда в виде белой творожистой массы. Через сутки слейте подкисленную воду, то есть верхний слой жидкости, быстро промойте осадок холодной водой и дайте ему самому высохнуть без доступа света. Затем взвесьте соль серебра и хорошенько смешайте ее с тройным количеством чистого хлористого аммония. Введите всю массу в высокую стеклянную реторту с таким расчетом, чтобы смесь солей лишь прикрывала дно. Несильно подогрейте песчаную баню на огне и постепенно увеличьте температуру. Когда температура достигнет определенной отметки, аммонийная соль поднимется и покроет твердым слоем свод и горлышко сосуда. Можно подумать, что белоснежный, изредка желтоватый слой не содержит ничего другого. Осторожно разрежьте стекло, извлеките белое возогнанное вещество и растворите его в холодной или горячей дистиллированной воде. По окончании растворения вы обнаружите на дне очень мелкий ярко-красный порошок. Это часть серебряной или лунной Серы (soufre d’argent, ou soufre lunaire), отделившаяся от металла и поднявшаяся вместе с аммонийной солью в процессе возгонки; операция, несмотря на кажущуюся простоту, протекает отнюдь не гладко. Она требует большой сноровки и большой осторожности при ее осуществлении. Прежде всего следует избежать плавления солей, дабы не потерять половину, а то и больше металла. Однако если температура будет недостаточной, чтобы масса сделалась подвижной, возгонки не произойдет. Кроме того, сразу после начала возгонки хлористое серебро, само по себе обладающее большой проникающей способностью, приобретает при контакте с аммонийной солью такую едкость, что проходит через стеклянные стенки реторты. Очень часто в момент образования паров реторта трескается, и аммонийная соль улетучивается наружу. Нельзя брать керамический, глиняный или фарфоровый сосуды, более пористые, чем стеклянный, тем более что надо постоянно следить за ходом процесса на случай, если потребуется вмешаться. Есть, таким образом, у этой методики, как и у многих других ей подобных, кое-какие чисто практические особенности, которые алхимики неукоснительно держат в тайне. Один из основных секретов заключается в том, что в смесь хлоридов помещают инертное вещество, способное придать массе вязкую консистенцию и воспрепятствовать ее разжижению. Это вещество не должно обладать восстановительными или каталитическими свойствами. Необходимо также, чтобы оно легко отделялось от caput mortuum. Некогда для этой цели использовали толченый кирпич или такие абсорбенты, как шлифовальный состав, пемза, размельченный камень и др. Однако из-за этих добавок сублимат оказывается грязным. Мы отдаем предпочтение выделенному из иудейской смолы продукту, лишенному какого-либо сродства с хлоридами серебра и аммония. Сера получается чистая, и значительно облегчается сама процедура проведения опыта. Очень удобно то, что можно уменьшить осадок серебра и возгонку проводить несколько раз вплоть до полного выделения Серы. Остаток дальше не восстанавливается и, принимая вид мягкой серой податливой и жирной на ощупь массы, сохраняющей отпечаток пальца, быстро теряет половину от удельного веса ртути. Этот метод приложим также к свинцу. Свинец не так дорог и его соли не разлагаются на свету, поэтому отпадает необходимость работать в темноте, как, впрочем, и придавать массе вязкую консистенцию. Наконец, свинец более летуч, чем серебро, значит, выход красного возогнанного продукта будет больше, а время опыта меньше. Единственное неудобство этой операции заключается в том, что аммонийная соль образует с Серой свинца столь плотный и прочный солевой слой, что кажется, будто расплавить его можно лишь со стеклом. Поэтому отделить его без дробления — дело трудоемкое. Сам же красный экстракт оказывается покрыт ярко-желтым продуктом возгонки и он более грязный, чем в случае с серебром Следовательно, перед использованием его надо очистить. В зрелом состоянии он также менее совершенен — важное обстоятельство, если цель эксперимента — получение особого рода красок.

Металлы разнятся по своей реакции на химические агенты. Способ, применимый для серебра или свинца, не подходит для олова, меди, железа или золота. Более того, дух, способный извлечь Серу из одного металла может воздействовать на ртутное начало другого. В первом случае Ртуть задерживается, а Сера возгоняется, во втором — имеет место прямо противоположное. Отсюда различие методик и множество способов разложения металла. Определяющим фактором здесь является сродство веществ друг к другу, а также к духам других веществ. Известно, что серебро и свинец испытывают ярко выраженное взаимное влечение. Доказательство этому — содержащие серебро минералы на основе свинца. А так как сродство свидетельствует о глубинном химическом сходстве веществ, логично предположить, что в одних и тех же условиях один и тот же дух воздействует на эти металлы одинаковым образом. Это справедливо, в частности, для связанных очень большим сродством железа и золота. Мексиканские геологи, обнаружив ярко-красный песчаник, состоящий главным образом из окисла железа, заключали, что где-то рядом есть золото. Они рассматривали красную землю как некую образующую золото, наилучший показатель близости жилы. Факт этот, однако, достаточно странный, если учесть различие в физических свойствах этих металлов.) Золото — вообще самый редкий металл, а железо, естественно — самый распространенный, его можно встретить везде, не только в подземных месторождениях — а таких немало, — но и прямо на поверхности. Железо придает глине особый цвет — желтый, если оно находится в виде гидрата, или красный, если оно образует полуторную окись; этот цвет становится интенсивнее при обжиге (кирпичи, черепица, гончарные изделия). Самая распространенная, самая известная руда — железный колчедан. На черную железистую массу в виде комков различной величины, твердых камней или рудных желваков можно натолкнуться в поле, у обочины дороги, на известковых почвах. Дети в деревнях любят играть с лучистым колчеданом, который демонстрирует на изломе волокнистую кристаллическую и радиальную структуру. Иногда он включает в себя крупинки золота. Метеориты, в основном представляющие собой застывшие расплавы железа, доказывают, что межпланетные глыбы, от которых они оторвались, также большей частью состоят из железа. Железо в усвояемой форме входит в состав некоторых растений (пшеницы, кресс-салата, чечевицы, фасоли, картофеля). Человек и позвоночные животные именно железу и золоту обязаны красной окраской своей крови: активным компонентом гемоглобина являются как раз соли железа. Они столь необходимы для жизнедеятельности организма, что медицина и фармакопея рекомендуют впрыскивать в истощенную кровь металлсодержащие соединения, способствующие ее восстановлению (пентонат и карбонат железа). В народе сохранился обычай пить железистую воду, настоенную на ржавых гвоздях. Кроме того, железо и его соли могут окрашивать в самые различные цвета, от фиолетового — цвет чистого металла — до ярко-красного, который соли железа придают кремнезему в рубинах и гранатах.

Немудрено, что алхимики взялись за изучение соединений железа, дабы выделить компоненты красок. Этому благоприятствовала легкая, в один прием, экстракция серной и ртутной составляющих данного металла. Зато немыслимо трудно вновь соединить эти элементы, которые даже в чистом виде энергично препятствуют всем попыткам образовать из них новое вещество. Мы не станем касаться решения этой проблемы, так как наша цель лишь доказать, что алхимики всегда манипулировали только с химическими материалами и использовали только химические приемы и методы. При спагирической обработке железа для преодоления силы сцепления прибегают к бурной реакции с кислотами, обладающими сродством с металлами. Обычно при этом берут железистый колчедан или металлические опилки. В последнем случае необходимо принимать особые меры предосторожности. Колчедан же достаточно тонко размельчить, и порошок при сильном перемешивании один-единственный раз раскалить на огне докрасна. Охладив, порошок вводят в широкую колбу с четырехкратным (по весу) количеством царской водки, после чего содержимое колбы доводят до кипения. Через час или два ему дают отстояться, жидкость декантируют, а на оставшуюся массу выливают равное количество царской водки, которую кипятят, как и в предыдущем случае. Кипячение и декантацию продолжают до тех пор, пока колчедан на дне сосуда не побелеет. Экстрагированные фракции собирают вместе и фильтруют через стекловолокно, а затем концентрируют, медленно отгоняя из реторты жидкость. Когда остается примерно треть первоначального объема, в реторту по частям наливают некоторое количество чистой серной кислоты при 66° (60 г на полный объем вещества, экстрагированного из 500 г колчедана). Затем отгоняют все досуха и, сменив приемник, постепенно повышают температуру. Сначала отгонятся красные, как кровь, маслянистые капли — это серная краска. Потом на своде и горлышке сосуда начинает осаждаться очень красивый кристаллический пух. Это самая что ни на есть соль Ртути — некоторые алхимики называют ее витриольной ртутью {mercure de vitriol), — которую без труда переводят в жидкую Ртуть железными опилками, негашеной известью или безводным карбонатом калия. Растирая кристаллы на медном бруске, можно убедиться, что сублимат действительно содержит Ртуть железа: сразу же образуется амальгама, и металл становится как бы посеребренным. Железные стружки образуют не красную, а золотистую Серу и немного — очень немного — возогнанной Ртути. Способ тот же самый, с той лишь разницей, что в предварительно нагретую царскую водку нужно бросать по щепотке стружек и каждый раз ждать, пока кипение не утихнет. Желательно перемешивать содержимое сосуда у самого дна, чтобы стружки не слипались. После фильтрации и восстановления половины продукта добавляют — понемногу, так как реакция идет очень бурно, с резким вскипанием — серную кислоту, по весу равную половине концентрированной жидкости. Это самый опасный момент, так как реторта часто взрывается или трескается в месте контакта с кислотой.

Мы больше не будем описывать реакцию с железом, полагая, что уже достаточно доказали свою точку зрения, и закончим изложение спагирических способов на примере с золотом — металлом, по единодушному мнению Философов, труднее всего поддающимся разложению. Спагирики часто говорят: золото легче изготовить, чем разрушить. Тут, однако, необходимо сделать одно небольшое замечание.

Ограничившись доказательством того, что алхимические исследования основываются на химических реалиях, мы не станем излагать открытым текстом, как изготовлять золото. Мы преследуем цель более высокого порядка и предпочитаем оставаться в области собственно алхимии, а не направлять читателя через буераки по заросшим колючим кустарником тропам. Методы, опирающиеся на химический принцип трансмутации, не имеют никакого отношения к Великому Деланию. Отметив это, вернемся к нашему предмету.

Старая спагирическая поговорка гласит: семя золота в самом золоте. Согласимся с этим при условии, что человек доподлинно знает, о каком золоте речь и как из обыкновенного золота извлечь его семя. Кому последнее неизвестно, тому остается лишь присутствовать при данном процессе: он удостоверится в его истинности, но никакой пользы для себя не почерпнет. Поэтому будьте внимательны, проводя следующую несложную операцию.

Растворите чистое золото в царской водке. В раствор налейте серной кислоты, по весу равной половине золота. Внешние изменения минимальные. Перемешайте раствор и перелейте его в нетубулярную стеклянную реторту, помещенную на песчаную баню. Нагрейте реторту на слабом огне, чтобы отгонка кислот протекала осторожно и без видимого кипения. По окончании отгонки, когда на дне в виде матово-желтой сухой и пористой массы появится золото, смените приемник и постепенно усильте пламя. Вы увидите, как поднимаются густые белые пары, поначалу легкие, а потом все более и более тяжелые. Первые конденсируются в красивое желтое масло, стекающее в приемник, вторые возгоняются, покрывая свод и низ горлышка мелкими кристалликами, напоминающими птичий пух. На ярком свету, например солнечном, их великолепный кроваво-красный цвет отливает рубином. Эти кристаллы, как вообще соли золота, быстро расплываются и при понижении температуры превращаются в желтую жидкость…

Мы не будем долее распространяться о возгонке. Сугубо алхимические частные приемы (Petits particuliers) нередко бывают ненадежны. Лучшие из них исходят из металлических веществ, экстрагированных указанными нами способами. Эти приемы в изобилии встречаются во множестве второразрядных работ и в манускриптах суфлеров. Для иллюстрации приведем лишь один такой прием (particulier), упоминаемый Василием Валентином и в отличии от других подкрепленный обстоятельными и надежными философскими посылками. В этом отрывке великий Адепт утверждает, что можно получить особую краску, соединяя Ртуть серебра и Серу меди посредством соли железа. «Что до Луны, — пишет он, — то и она содержит в себе устойчивого Меркурия и не улетучивается при соединении с огнем столь быстро, сколь другие несовершенные металлы, но выдерживает все пробы и испытания со всей очевидностию и также одерживает победы, и прожорливый Сатурн не может извлечь из нея никакой для себя выгоды. Венера, преданная любви, окрашена преизбыточно. Тело ея составлено из чистой тинктуры, ничем не отличной от состава самого роскошного металла и, по причине разноцветья, постепенно обретает красный оттенок. Но — и виной тому проказа плоти ея, — тинктура Венеры не способна к выживанию в таком несовершенном теле и вынуждена погибнуть вместе с ним. В самом деле, когда тело уничтожается смертью, душа не может в нем оставаться, ей приходится отделиться и улетучиться, ибо бытие ея разрушаемо и поглощаемо огнем. И тогда она, несовместимая с прежним местожительством, меняет его. Зато в теле устойчивом и неподвижном душа пребывает добровольно и с присущим постоянством. Устойчивая соль придает воинственному Марсу тело твердое, тяжелое и грубое, в коем, однако, пребывает душа благородная, и потому никто не может безнаказанно посягнуть на сего военачальника. Плоть его воистину плотна и неуязвима для ран. Если же могущественную его добродетель, путем смешения и слияния, соединить с устойчивостью Луны и красотою Венеры, то можно высвободить сладостную Музыку, которая оказывается ключом к напитанию лишенных хлеба и к возведению жаждущих на высочайшие ступени лествицы бытия. Так гнойная и влажная природа Луны может быть осушена огненно-знойной кровью Венеры, а великая чернота ея солью Марса смягчается». Среди архимиков, которые, взяв частицу золота в качестве затравки, тем или иным способом увеличивали его массу, назовем венецианского священника Пантея, Наксагора, автора Alchymia denudata (1715), де Лока, Дюкло, Бернара де Лабади, Жозефа ди Шесна (барона де Морансе, личного врача короля Генриха), Блеза де Виженера, Бардена из Гавра (1638), м-ль де Мартенвиль (1610), Ярдли, англичанина, который изобрел способ, права на который в 1716 г. были переданы лондонскому перчаточнику Гардену (Фердинанд Хокли сообщил об этом способе Сигизмунду Бакстрему, а тот в 1804 г. рассказал о нем в письме Санду), и, наконец, благочестивого филантропа святого Винцента де Поля, основателя конгрегации лазаристов {Peres de la Mission) (1625) и общины сестер милосердия {Sceurs de la Charite) (1634), и т.д. С вашего позволения, мы поподробнее остановимся на этой выдающейся личности и на его многим не известной оккультной работе.

Известно, что на пути из Марселя в Нарбонн Винцент де Поль был схвачен берберскими пиратами и пленником увезен в Тунис. Ему тогда было двадцать четыре года. В Тунисе ему удалось вернуть в лоно Церкви своего последнего хозяина, вероотступника. Винцент де Поль возвратился во Францию, потом жил в Риме, где папа Павел V встретил его с большими почестями. Начиная с этого времени он занялся основанием благотворительных учреждений. Обычно, однако, не упоминают, что Отец найденышей {Рeге des enfants trouves), как прозвали его при жизни, в плену обучился архимии. Этим, без всякого чудодейственного вмешательства, объясняется то, что великий апостол христианского милосердия имел средства для осуществления множества филантропических предприятий. Впрочем, он был человек практического склада, расчетливый, решительный, добросовестный, отнюдь не витающий в облаках и не склонный к мистицизму, но под суровой маской деятельного, твердо стоящего на ногах честолюбца таилось глубокое человеколюбие.

Сохранилось два очень показательных письма, свидетельствующих о его химических занятиях. Первое, адресованное де Коме, адвокату при городском уголовном суде Дака, было опубликовано несколько раз и тщательно разобрано Жоржем Буа в его Оккулътистской опасности (Paris, Victor Retaux, s.d.). Оно написано в Авиньоне и датировано 24 июня 1607 г. Процитируем этот довольно длинный документ, начиная с того места, где Винцент де Поль, закончив свою миссию в Марселе, готовится отправиться в Тулузу: «…Я решил было ехать по суше, — пишет он, — но один дворянин, с которым я жил, уговаривал меня плыть с ним морем до Нарбонна, чтобы сэкономить время. Себе на беду я согласился. Дул попутный ветер, и мы в тот же день добрались бы до Нарбонна, от которого нас отделяло пятьдесят лье, но по Божьему попущению три турецких парусных судна, курсировавших вдоль Леонского залива (чтобы захватить лодки из Бокера, где проходила ярмарка, как считают, самая замечательная во всем христианском мире), погнались за нами и с такой яростью нас атаковали, что двое или трое из наших были убиты, остальные ранены. Меня тоже ранило, эта рана не даст мне покоя до конца моих дней. Нам пришлось сдаться этим свирепым как тигры негодяям. Полные злобы, они тут же зарубили насмерть нашего капитана за то, что потеряли в бою одного из своих главарей, не считая еще четырех-пяти висельников. Потом, кое-как перевязав нам раны, они опутали нас канатами и снова занялись грабежом. Впрочем, тех, кто сдавался без боя, они, обобрав до нитки, отпускали. Примерно через неделю, нагрузившись чужим добром, они взяли курс на Берберию, где без дозволения султана устроили себе логово. Там они выставили нас на продажу, заявив, будто пленили нас на испанском корабле, иначе нас освободил бы французский консул, который по поручению нашего короля следил за тем, чтобы французы могли беспрепятственно торговать в этой стране. Обставлена наша продажа была следующим образом: нас раздели догола, каждому вручили по паре штанов и льняной рубахе, и мы пять-шесть раз обошли Тунис, город, куда они приехали нас продавать. Потом нас потащили на корабль, чтобы показать, что мы можем есть, а значит, наши раны не смертельны. Затем нас привели на площадь, где торговцы выбирали нас, как лошадь или быка. Они открывали нам рот, чтобы осмотреть зубы, ощупывали бока, проверяли раны; мы должны были ходить и бегать, таскать тяжести, Драться друг с другом, чтобы показать, какие мы сильные, и подвергаться множеству разных грубостей.

Сначала меня продали одному рыбаку, но тот вскоре был вынужден от меня отделаться, так как я был не в ладах с морем. От него я попал к старику-врачу, знатоку спагирии, искусному извлекателю квинтэссенции, человеколюбивому и сговорчивому, который, по его словам, пятьдесят лет трудился над получением философского камня, и хотя с камнем у него ничего не вышло, он значительно преуспел в разного рода трансмутациях металлов. Он часто на моих глазах сплавлял золото с серебром, делал из сплава тонкие пластинки, насыпал на пластинку слой какого-то порошка затем укладывал новую пластинку, снова насыпал порошок и все это помещал в тигель или сосуд для плавки драгоценных металлов. Потом он сутки держал сосуд на огне, а когда открывал его, оказывалось, что серебро превратилось в золото. Чаще же он превращал ртуть в серебро, которое продавал, а деньги жертвовал бедным. На меня возлагалось поддерживать огонь в десяти-двенадцати печах, что, благодарение Богу, было для меня скорее удовольствием, чем работой. Старик очень меня любил, ему нравилось беседовать со мной об алхимии и еще более — о своей вере, к которой он старался меня привлечь, обещая передать мне большие богатства и все свои знания. Бог же всегда питал во мне надежду, что я смогу обрести свободу, вознося прилежные молитвы Христу и деве Марии, которой я единственно обязан своим освобождением. Надеясь и твердо веря, что я еще вас увижу, я приступил к своему хозяину с настоятельной просьбой научить меня лечить камни в почках, в чем он был большой мастак. Он меня научил, как готовить и соединять ингредиенты… Я жил у старика с сентября 1605 года до августа следующего, потом его заставили поехать к султану, но из этого ничего не вышло: по дороге мой хозяин с тоски умер. Он оставил меня своему племяннику, форменной обезьяне, который перепродал меня сразу после смерти дяди, прослышав, что де Брев, посол короля в Турции, прибыл с распоряжением от султана немедленно отпустить на свободу рабов-христиан. Меня купил ренегат родом из Ниццы, который, казалось бы, должен был относиться ко мне враждебно. Он увез меня в свой темат (так называют имение, которое арендуют у властей, так как народ тут ничего не имеет, все принадлежит султану), в горы, в жаркую пустынную местность».

Обратив этого человека, Винцент десять месяцев спустя отправился вместе с ним на родину. «Мы уплыли на челноке, — пишет Винцент, — и двадцать восьмого июня прибыли в Эг-Морт, а вскоре после этого — в Авиньон, где вероотступника, стоявшего в церкви св. Петра со слезами на глазах и с комком в горле, публично во славу Господа и в назидание всем христианам принял монсеньор вице-легат. Монсеньор оказал мне честь, выказав мне любовь и обласкав за те алхимические тайны, которые я ему открыл и которые, по его словам, имеют для него большее значение, чем si io gli j avessi dato un monte di oro ведь он всю жизнь бился над их разгадкой, и нет теперь для него большей радости… — Винцент Деполь».

Во втором письме с отметкой «январь 1608 г.», посланном из Рима тому е адресату рассказывается, как Винцент де Поль обучал авиньонского вицелегата, у которого он был в большой чести из-за своих спагирических успехов. <(g общем, я по-прежнему в Риме и продолжаю свои занятия, в чем меня поддерживает монсеньор, который выказывает любовь ко мне и желает продвинуть меня по службе после того, как я продемонстрировал ему массу любопытных вещей, каким научил меня старик-турок, мой хозяин в Тунисе. Среди них первый, но не окончательный вариант зеркала Архимеда, искусственная пружина, заставляющая говорить голову мертвеца, которой этот презренный человек обольщал народ, утверждая, что их бог Магомет через эту голову сообщает о своей воле, и тысяча других замечательных хитростей. Мой господин ревниво оберегает все эти тайны и не хочет, чтобы я заговаривал о них с кем-нибудь еще. Он один желает слыть сведущим в таких опытах и несколько раз показывал их его святейшеству и кардиналам».

Несмотря на недоверие к алхимикам и их науке, Жорж Буа признает, что искренность автора писем и подлинность его опытов не вызывает сомнения. «В отличие от ученых, — пишет Буа, — повествующих лишь о своих собственных экспериментах и занятых доказательством своей правоты, Винцент де Поль — свидетель надежный и незаинтересованный, который рассказывает о том, что неоднократно видел своими глазами. Да, он заслуживает доверия, но он человек, а человеку свойственно ошибаться. Он мог ошибиться и принять за золото сплав золота и серебра. Так, собственно, мы и склонны были бы думать, опираясь на современные воззрения и на перенятый со школьной скамьи обычай считать трансмутацию металлов выдумкой. Однако по зрелом размышлении ошибку придется исключить. В письме ясно говорится, что алхимик расплавлял вместе золото и серебро. Так он получал ламинированный сплав из нескольких слоев, разделенных порошком, состав которого не уточняется. Это не порошок философского камня, хотя и обладает одним из его свойств: он производит трансмутацию. Сплав сутки нагревают, и серебро, входящее в состав сплава, превращается в золото. Это золото продают, и всю oпeрацию повторяют. Надо сказать, что металлы определяются очень точно,! Невероятно, чтобы при частом повторении эксперимента и продаже золота купцам столь вопиющая ошибка прошла бы незамеченной. В ту пору в алхимию все верили. Ювелиры, банкиры, купцы прекрасно отличали чистое золото от сплавов золота с другими металлами. Со времени Архимеда все научились распознавать золото по удельному весу. Князья чеканившие монету, могли обмануть своих подданных, но не искусных пробирщиков и банкиров с их весами. Нельзя было не-золото выдать за золото. В 1605 г. в Тунисе, одном из наиболее крупных центров международной торговли, обмануть было так же трудно и опасно, как сегодня в Лондоне, Амстердаме, Нью-Йорке или Париже, где большие платежи золотом осуществляются в слитках. Таковы, на наш взгляд, наиболее веские доводы в поддержку мнения алхимиков об истинности трансмутации».

Этот исключительно алхимический процесс похож на тот, какой 1 описывает в своей книге Пантей — под именем Воархадумии (Voarchadu-mie), — называя получившееся золото золотом двух цементаций. Но Вин-цент де Поль дал лишь описание процесса, не приводя порядка операций и методики работы. Тот, кто сегодня захотел бы его произвести, даже превосходно зная, что за цемент тут используется, потерпел бы неудачу, так как цемент подействует лишь на серебро, а золото, способное трансмутировать сплавленное с ним серебро, надо еще получить. Без предварительной обработки золото в электруме останется инертным и не передаст серебру свойств, которых в естественном состоянии лишено само. В спагирии эта предварительная обработка носит название активации (exaltation) или трансфузии (transfusion), и ее осуществляют с помощью специального цемента, который укладывают слоями (stratification). Первый и второй цемент разные, отсюда понятно, почему Пантей говорит о двух цементациях.

Секрет активации, без знания которого все усилия будут напрасны, заключается в интенсификации — однократной или постепенной — цвета чистого золота посредством Серы несовершенного металла, как правило меди. Путем химической трансфузии медь передает драгоценному металлу свою собственную кровь (son propre sang). Пересыщенное цветом золото становится красным, как коралл, и благодаря минеральным духам (esprits mineraux), в процессе работы выделенным из цемента, передает Ртути серебра недостающую ему Серу. Избыточная Сера передается постепенно под действием тепла. Операция занимает от двадцати четырех до сорока часов в зависимости от сноровки экспериментатора и рабочих количеств вещества. Большое значение имеет режим нагрева — нагрев должен быть постоянным и довольно сильным, но до плавления дело доводить не следует. Если нагрев будет выше допустимого, серебро улетучится, а золото потеряет Серу, которая недостаточно сильно с ним связана.

И наконец, третья операция, которую нарочно опускают в описаниях, так как знающий алхимик не нуждается в особом напоминании, состоит в очистке выделенных веществ, их плавлении и купелировании. Осадок золота оказывается меньше, причем потеря веса обычно составляет от пятой до четвертой части серебра в сплаве. Тем не менее, способ этот очень выгоден.

Скажем попутно, что красно-коралловое золото, полученное одним из рекомендованных способов, может трансмутировать некоторое количество серебра (примерно четверть своего веса) непосредственно, то есть без последующей цементации. И так как невозможно заранее определить коэффициент золотообразования, эту трудность обходят, расплавляя золото вместе с тройным количеством серебра (так называемое квартование) и подвергая обработке ламинированный сплав.

Отметив, что активация в результате поглощения некоторого количества металлической Серы Ртутью золота приводит к значительно более яркой окраске металла, уточним, как, собственно, это происходит. Решающий фактор тут — способность солнечной Ртути удерживать часть чистой Серы при разложении прежде образованного сплава. Так, выделенное из расплава с медью золото всегда в какой-то мере сохраняет окраску {тинктуру, teinture) последней. При многократном повторении операции цвет золота становится интенсивным, после чего оно может передать избыточную окраску родственному металлу — серебру.

Опытный химик, замечает Наксагор, знает, что золото, очищенное двадцать четыре и более раз сульфидом сурьмы, приобретает замечательные цвет, блеск и тонкие свойства. Но в отличие от случая с медью часть металла теряется, так как при очистке Ртуть золота частично переходит к сурьме, в результате Сера оказывается в избытке, и весовое соотношение нарушается. Поэтому данный способ пригоден разве лишь для того, чтобы удовлетворить свое любопытство.

Золото можно активировать, предварительно расплавив его с тройным количеством меди, а потом сплав в виде опилок разложив в кипящей азотной кислоте. Этот способ, пусть трудоемкий и дорогостоящий из-за использования большого количества кислоты — один из самых лучших и надежных. Однако если при плавлении золота и меди вовремя применить сильный восстановитель, операция значительно упростится: не будет потерь вещества и работать станет легче, хотя и в этом случае эксперимент повторяют несколько раз. Изучив различные варианты, исследователь сможет избрать самые лучшие, самые эффективные. Так, ему будет достаточно обратиться к Сере, извлеченной непосредственно из свинца, придать ей не очищая, восковую консистенцию и ввести в расплавленное золото которое вберет в себя чистую часть Серы; но он может избрать железо, к Сере которого золото проявляет наибольшее сродство.

Но довольно об этом. Теперь тот, кто хочет, пусть приступает к эксперименту. Каждый волен оставаться при своем мнении, волен следовать нашим советам или пренебрегать ими — нам все равно. Мы лишь повторим еще раз, что ни одна из операций в этой главе не имеет никакого отношения к традиционной алхимии, их и сравнивать с алхимическими нет смысла. Толстая стена разделяет две науки, непреодолимое препятствие для тех, кто усвоил химические приемы и методы. Мы никого не хотим огорчать, но вынуждены заявить, что спагирику никогда не покинуть колеи официальной химии. Многие сегодня чистосердечно полагают, что решительно отходят от путей химической науки только потому, что особым образом объясняют химические явления, однако по существу их методы не отличаются от методов, критикуемых ими ученых. Людей заблуждающихся хватало всегда, именно о них Жак Тессон написал эти слова, полные истины: «Одни желают добиться успеха в нашем Делании выпариванием, перегонкой и сублимацией, другие — размельчением, все они на ложном пути, впали в заблуждение и трудятся всуе, потому что все эти слова, названия и операции следует понимать иносказательно».

Мы, на наш взгляд, выполнили свою задачу и, насколько возможно, показали, что предшественница современной химии — не старая скромная алхимия, а древняя спагирия, вобравшая в себя элементы греческой, арабской и средневековой алхимии.

Чтобы составить себе представление о тайной науке, полезно присмотреться к труду земледельца или микробиолога, так как условия (conditions) нашей и их работы схожи. Природа предоставляет хлебопашцу землю и зерна, микробиологу — агар-агар и споры, алхимику — необходимую металлическую почву и соответствующие семена. Если будут строго соблюдены все условия (circonstances) для постоянного роста нашей специфической культуры, обильный урожай не заставит себя ждать…

Итак, алхимическая наука, весьма простая с точки зрения используемых материалов и приемов, остается, тем не менее, самой трудной, самой темной в том, что касается точного знания требуемых условий и влияний! В этом — ее таинственная сторона, и на решение этой сложной задачи направлены усилия всех сынов Гермеса.

Автор: Фулканелли

Философские обители — Les demeures philosophales — Издательство: Энигма, 2003 г.

Жоливе-Кастелло и его окружение

Впервые автор этой статьи заинтересовался загадкой жизненного пути Франсуа ЖолЛиве-Кастело в те далекие годы когда только начали появляться книги на оккультную тематику и были изданы такие мэтры как Папюс, Седир, Элифас Леви и пр. Толковых книг по алхимии не было, и свой интерес приходилось удовлетворять из случайных источников. Интернет тоже был неведом и поэтому он просиживал долгие часы в гулких залах Санкт-Петербургской Публичной библиотеки то за ветхими латинскими/немецкими книгами то за перемоткой микрофиш в проекторе. При просмотре подборки номеров петербуржского журнала «Изида» (издавался в 1909—1916 годах, Санкт-Петербург — «журнал оккультных наук», официальный печатный орган русских мартинистов и масонов, издававшегося в Российской империи) была обнаружена публикация о французском ученом Жоливе-Кастело, который решил соединить современные научные данные с древними теориями алхимиков, а также попробовать проводить их эксперименты современными средствами. В этом же журнале смог ознакомиться с сочинением Альберта Пуассона «Теории и символы алхимиков. Великое делание». Там же была информация об опытах Тифферо (автор следовал оным с определенным успехом), к которым герой нашего исследования относился положительно и лоббировал везде, где только можно. Плюс были размещены сочинения самого Жоливе-Кастело «День Алхимика» и о философском камне. Постепенно информация об этом энтузиасте дополнялась из различных источников, возникали загадки и новые вопросы. Появились и знакомые информаторы во Франции. Итак, рассмотрим историю его жизни, его труды и окружение. Рассмотрим же этапы его жизни в виде хронологической таблицы, а затем остановимся на некоторых моментах подробнее.

            Итак, кем он был? Франсуа вращался в блистательном определенном кругу, который принято именовать «оккультистами Прекрасной Эпохи», но на само деле его модернистская позиция и открытая практика оспариваемой алхимии придают его карьере существенные отличия,  и черты великого индивидуализма. Впрочем, которому была присуща определенная двусмысленность, так как он одновременно стремился к общественному признанию, но при этом был достаточно робок, чтобы чувствовать себя комфортно в центре внимания. Неоалхимик как он сам именовал себя, архимик по Джорджу Рише и Жаку Саду, гиперхимик по Андре Саворе. В любом случае, его отличала открытость и определенная благотворительность, он не напускал покров тайны на свои работы и публиковал свои исследования, настолько полно, насколько было возможно. Кое-что осталось в виде внутренних публикаций определенных Розенкрейцерских групп, потайных дневников и журналов опытов. Некоторые говорят, что его основополагающая книга, «Судьба или сын Гермеса», является своего рода автобиографической. Вероятно, некоторые говорят, наиболее определенно говорят другие. Давайте помнить, однако, что так называемая автобиография закрывается в 1918 г. а Франсуа-Жоливе Кастело прожил до 1937 года! Проследим же маршрут его посвящения!

  • 1889: Член EEIG, независимой группы эзотерических исследований, с момента ее создания Папюсом и которая станет в 1894 году школой Герметизма
  • 1890: Возникают связи с KORC, каббалистическим Орденом Розы + Креста, с момента создания оного его другом Станисласом де Гуайта.
  • 1895: Встреча с Августом Стриндбергом, Шведским драматургом, который становится верным учеником и последователем.
  • 1896: Создание 1 августа журнала «Гиперхимия» (Hyperchimie)
  • 1897: Введение в Орден Мартинистов. Папюс назначает его Генеральным делегатом Верховного Совета-.

— Основывается FAS — Алхимическое Общество Франции (не путать с SAF, Астрономическое общество Франции, которое было создано 10 лет назад его другом Камилем Фламмарионом). Среди основателей находятся Жерар Анкосс (Папюс), Ивон Ле-Лу (Sedir), доктор Эммануэль Лаланд (Марк-Хейвен), Станислас де Гуайта, Альберт Фоше (Шарль Барле) и Рене Филиппон (Tabris). В списке почетных членов числятся Камиль Фламмарион, Август Стриндберг. На самом деле, это новое общество наследует алхимическому обществу своего хозяина, Альберта Пуассона, не повторяя названия.

— Он сотрудничает с журналами «Завеса Исиды» (где его иногда жестоко критиковали) и «Посвящение».

— Воспылал страстью к медицинским исследованиям, в частности, металлотерапии и  изучению действия металлов на кожу.

— Основал в своем доме, Ложу Исиды Независимого Теософского общества, от которого он получил очередное разрешение на ведение деятельности. Edouard Deroge, Jules Lassus, Achille Declève, Henri Delimes, Marcel Ginoux  все были приобщены к Мартинизму.

— Вероятно, в течение этого периода, он присоединился к магнитному обществу Франции, созданному в 1887 году Гектором Дюрвиллем.

  • 1898 и 1899 он был профессором медицины на факультете спагирико-герметических наук, основанном Папюсом.
  • 1900: Принимает участие в международном конгрессе спиритистов и спиритуалистов (Hotel Company в Париже).

— Публикация «Проклятых наук» под его руководством с Paul Ferniot и Paul-Redonnel в издательстве «La Maison d’Art».

  • Франсуа-Жоливе Кастело присоединяется к эфемерному, благотворительному и утопическому Всемирному союзу Идеалистов, основанному Папюсом.
  • 1902: Создание журнала «Rosa Mystica». Участвует в сеансах и даже теургии на 5 Рю де Савойя, в сопровождении Папюса. Отношения с последним охладевают, затем прерываются отчуждением.
  • 1904: Создание журнала «Горизонты науки и мысли». Он развивает свои идеи «разумного социализма» как вида либерального христианства (в дальнейшем он будет симпатизировать молодой Коммунистической партии, которая возникнет спустя десятилетия и исключит его за анархические и фурьеристские идеи). Его связь с Папюсом давно закончилась.
  • 1920: Журнал «Горизонты» становится розенкрейцерским и публикуется до 1937 года. Потом он будет возобновлен Жанной Guesdon, после Второй мировой войны, с тем же логотипом. В настоящее время он по-прежнему является традиционным обозрением Античного Мистического Ордена Розы и Креста (AMORC).
  • 1922 г. в журнале Розы + Креста появляется пропагандистская статья о «коммунистическом искушении»!
  • 1924: Пожар в его особняке на улице Сен-Жан в Дуэ (его лаборатория чудесным образом спасена). Кастело отправляется в Син-ле-Нобль на виллу Villerose.
  • 1926: Первый контакт 9 апреля с Харви Спенсером Льюисом, Императором AMORC, который назначает его почетным членом Американского отделения AMORC. Это знакомство, согласно Сержу Кайе, продолжается посредством переписки двух мужчин, которые встретились в 30-е годы.

— Кастело создает ПСК, Коммунистический Спиритуалистский Союз, к вящему огорчению буржуазии Дуэ!

  • 1929: провидец, он выступает за основание Соединенных Штатов Европы, в редакции журнала Rose + Croix
  • 1934: Вопреки сложившемуся мнению, Ф. Жоливе-Кастело не участвовал в первом Конвенте FUDOSI (Всемирная Федерация Инициатических Обществ и Орденов) , но Август Райхель в качестве делегата представлял Алхимическое Общество Франции .
  • 1937: Загадочная (несомненно, подстроенная) гибель в автомобильной аварии в Bourganeuf (Creuse), он умер в возрасте 63 лет.

            Тут надобно отметить, что источники путаются в датах рождения ученого, указывая около трех лет, а именно1868, 1874 и 1878! Утверждаем, что Франсуа Жоливе Кастело родился 8 июля 1874 в 4 часа утра 30, в Дуэ, Франция. Интересно другое, что есть два варианта даты гибели и даже места! Ну! Две даты 1937 и 1939 год, и … Clairac (Ло и Гаронна), Bourganeuf (Creuse)! Взяв это на заметку, мы будем опираться на уведомление газеты «Фигаро» от 24 апреля 1937:

            «Мы узнали, что смерть призвала, после аварии автомобиля произошедшей в Bourganeuf (Крез), г-на Франсуа Жоливе Кастело, президента Алхимического Общества, Франции. Его родным городом был Дуэ, где он родился в 1874 году. Г-н Жоливе-Кастело занимался Исследованиями и производством синтетических катионов золота. Тело будет возвращено в Дуэ, где будут проходить похороны».

            Здесь нахожу уместным немного отвлечься, и вкратце напомнить о другом ученом, фигура которого окутана еще большими тайнами. Это наш соотечественник, его имя встречается в публикациях главного героя нашего расследования. Речь о профессоре Мануйлове. Доктор Жуаливе-Кастело в своих «Исследованиях по гиперхимии» (см. S.Joilivet-Castelot La Revolution chimique. Chacornac, 1925) ссылается на сообщение советского профессора Мануйлова о научном открытии, которое действительно могло бы привести к отказу от так называемых «методов современной науки». К сожалению, нам пока не удалось найти ни подтвреждения, ни опровержения результатов Мануйлова, равно как и сведений о его судьбе. Так или иначе, о Мануйлове и его опытах дошли только западные свидетельства.

            «В ходе своих работ по определению пола людей, животных и планет путем радиоактивных проб. Мануйлов пришел к мысли подвергнуть ис­пытаниям также и некоторые минералы. «Мое внимание, — заявил он (в беседе, как сообщает Жуаливе-Кастело, с корреспондентом ТАСС), — привлекло наличие двух кристалли­ческих форм у одного и того же минерала — формы куба и октаэдра. В зависимости от формы менялись и химические па­раметры. Определяя поля, я сопоставлял пробы человеческой крови и спектральный анализ планетного излучения. Они совпа­дали по аналогии, и точно так же видоизменялись, делясь на два пола, кристаллические формы одних и тех же минералов. Я делал эти опыты с веществами наиболее распространенными, например, с серным колчеданом. Кубические кристаллы серного колчедана (pyryte) при погружении их в инородную жидкость не меняли цвета, то есть вели себя устойчиво, по-мужски, октаэдры, напротив, поддавались окружающей среде и окрашивались в ее цвет, отдавались ей — так ведет себя женщина. Я прово­дил этот опыт еще с восемью разными веществами, и резуль­таты всегда были одними и теми же… Я не хочу настаивать на том, что открыл существование минерального пола в строгом смысле слова, я просто констатирую существование явле­ний, которые наблюдал. Однако, после продолжительных экспе­риментов в этой области, я надеюсь обнаружить и обнародо­вать систему гармонической классификации всех организмов вселенной в категориях мужского и женского, начиная от че­ловека и кончая камнем» (Цит. по Jacques Carles et Michel Granger, op. cit., p. 100-102).       «С тех пор, — пишут наши авторы, — никто никогда ничего не слышал о Мануйлове и его опытах, которые ныне погребены под плитою забвения. Тем более было бы интересным, если бы кто-то опубликовал критический обзор трудов этого русского ученого. Какова была истинная природа его опытов? Какие аналогии проводил он с органическим MipoM? И почему все-таки аллотропия кристаллов так связана с их химическими свойствами?»

            Советских профессор Мануйлов упоминается и в расологических публикациях третьего Рейха, как человек научившийся различать химическим путем кровь Ариев и Евреев. Нет сомнения, что речь идет об одном и том же химике. Судя по его открытиям неудивительно, что его «засекретили». Так как Жоливе-Кастело вращался среди удивительных и выдающихся личностей также вкратце необходимо сказать и о них, дабы составить полную картину.

ПАПЮС

            Биография и жизненный путь этого выдающегося человека настолько велики, что  поместим в сильном сокращении, уповая, что это то имя известно широко всем интересующимся эзотерикой. «Кто из ищущих, кто из любителей оккультизма не читал Жерара Анкосса (Ла Корунья, Испания, 13 июля 1865 г. – Париж, Франция, 25 октября 1916 г.), иначе говоря, Жака Папюса, или просто Папюса? Того самого Папюса, кого Жозефин Пеладан называл в 1890 году «самым достойным, высочайшим из магов-каббалистов-эклектиков»; Папюса — новатора и даже «Бальзака оккультизма», по характеристике Анатоля Франса, который в том же году выступил за то, чтобы во Французской Коллегии ему доверили кафедру магии; Папюса, которого Франсуа Жоливе-Кастело назвал в 1897 г. «самым значительным и самым глубоким магом нашей эпохи». Папюс (настоящее имя — Жерар Анаклет Венсан Анкосс фр. Gérard Anaclet Vincent Encausse — французский оккультист, масон, розенкрейцер, маг и врач. Известный оккультист конца XIX — начала XX века. Основатель Ордена Мартинистов и член «Каббалистического Ордена Розы†Креста». Папюс прославился, в том числе и как автор более 400 статей и 25 книг по магии, каббале, автор знаменитой системы карт Таро. Он считался видной фигурой в различных оккультных организациях и парижских спиритуалистических и литературных кругах конца XIX и начала XX столетий.Когда Жерар Анкосс еще не назывался Папюсом и даже был материалистом, труд Луи Люка (1816-1863), биолога, увлеченного науками Гермеса6, открыл ему алхимию, и научил его тому, что Природа – не машина, а живое существо, а книги Элифаса Леви (1810- 1875) показали ему, что физический мир  – это только видимая часть мира, и что другой мир населен, и что переговоры с оккультными обитателями – это привилегия мага. Забравшись на плечи Антуана Фабра д’Оливе (1768-1825), Александра Сент-Ива д’Алведейра, он нашел в последнем своего рода интеллектуального наставника, показавшего ему, что история людей имеет смысл, ибо они должны выполнить миссию, а также что общество профанов может само по себе организоваться на основе традиции, потому что те, кто находится внизу, должны тянуться к тем, кто находится наверху.

            В молодости Анкосс провел много времени в Парижской Национальной Библиотеке за изучением каббалы, таро, магии, алхимии и работ Элифаса Леви. Псевдоним «Папюс», который Анкосс взял впоследствии, был заимствован из «Нюктемерона Аполлония Тианского» Элифаса Леви (опубликованного как приложение к его книге «Учение и Ритуал Высшей Магии») и означал «врач».

На Жерара Анкосса оказали влияние труды Луи Люка (1816—1863), Антуана Фабра д’Оливе (1768—1825), Александра Сент-Ива д’Альведейра и Луи Клода де Сен-Мартена.     Именно благодаря трудам этих авторов Папюс отказался от материализма и позитивизма, и занялся алхимией и оккультизмом.

Три раза Папюс бывал в Российской империи, в 1901, 1905, 1906 годах. Целью приезда были лекции по магии и оккультизму. Именно Филипп и Папюс посвятили Императора Николая II в Мартинизм. По версиям некоторых историков, Папюс предсказал гибель царя Николая II. Относительно знакомства Папюса и Филлипа есть несколько версий того, как они встретились. Обычное мнение состоит в том, что Папюс проводил у себя дома оккультный ритуал, и уже собирался войти в магический круг, вооруженный магическим мечом, не зная, что церемония приведет его к неминуемой смерти. Мэтр Филипп по воле случая проходил по улице, и его внимание привлекла открытая входная дверь Папюса; он вошел в дом, не спрашивая разрешения, и застал его жителя собиравшимся проводить ритуал. Мастер Филипп сказал ему остановиться, таким образом спас ему жизнь, и стал его наставником и близким другом. Другая версия утверждает, что Папюс видел Мэтра Филиппа во сне, и мгновенно узнал в нем своего «спасителя».

            В Санкт-Петербурге (тогда столице России) книги Папюса на русский язык переводил Трояновский А. В. Он же издавал их в журнале «Изида» — официальном издательстве русских мартинистов, и основном популяризаторе и переводчике книг по оккультизму и астрологии в дореволюционной России.

            Ложа мартинистов существовала в России до 1916 года, в конце которого Папюс погиб, а в Петербурге в эти же месяцы убивают Григория Распутина (оба с 1905 года имели сильное религиозное влияние на семью царя). Тогда было прекращено издание журнала «Изида», который сыграл наибольшую роль в распространении астрологических и оккультных знаний в предреволюционной России. «Книжный склад Трояновского» предлагал широкий выбор литературы по эзотерике (десятки наименований). Папюс ушёл добровольцем на фронт, где работал врачом полевого госпиталя, пока его не комиссовали по причине заражения туберкулезом, от которого он и умер 25 октября 1916 года.

ПУАССОН

Пуассон

Известный французский алхимик XIX века Альберт Пуассон, к сожалению, умер слишком рано – в возрасте 24 лет. Но даже за эту короткую жизнь он успел сделать немало и оставить свой след в алхимии и оккультизме.

Альберт Пуассон родился в 1868 году, и его жизнь пришлась на тот период, когда во Франции был бум увлечениями «тайными» науками. Поэтому не мудрено, что молодой человек, жаждущий истины и знаний, обратил свой взор в сферу оккультного.

Альберт Пуассон вступил в Орден Мартинистов, а также в Каббалистический Орден Розы-Креста. Но, мало того, не удовлетворяясь исключительно теорией, он проводил различные алхимические опыты в своей личной простенькой лаборатории, а также сотрудничал с журналом «Инициация», куда писал статьи, подписывая их псевдонимом Philophotes.

Пуассон ваяет опыт

Кроме того, Альберт Пуассон в столь юном возрасте, даже учредил свое собственное Герметическое Общество, в котором впоследствии объединились практики алхимии.

Невзирая на то, что Альберт Пуассон прожил так мало, тем не менее, он оставил после себя достаточно серьезное литературное наследие, которое и по сей день является классическим для любого алхимика и оккультиста. Особенно следует отметить его труд «Теории и символы алхимиков»,

Книга «Теории и символы алхимиков» была написана Альбертом Пуассоном в возрасте 22 лет. Ее полное название «Теории и символы алхимиков: Великое делание» (Théories et symboles des alchimistes : le grand-oeuvre). И хоть автор ее был слишком юн, но она принесла ему мировую славу, а само произведение оказалось настолько серьезным, что даже сейчас для многих алхимиков и оккультистов является «точкой отсчета» в сфере герметических практик.

Незадолго до смерти, 27 июня 1894 года, в свет одновременно выходят еще несколько его книг, которые также мгновенно стали классикой герметики — «Пять алхимических трудов величайших философов», «Николя Фламель, его жизнь, открытия и труды».

Альберт Пуассон не предчувствовал свою смерть, напротив, строил большие планы на будущее. Он мечтал написать фундаментальную работу об истории алхимии, о чем делился в предисловии к книге «Теории и символы алхимиков», также Альберт Пуассон хотел создать трактаты, подробно описывающие алхимические лаборатории, инструменты и опыты герметических философов, но, к несчастью, этим планам не суждено было сбыться.

Альберт Пуассон умер в 1894 году в Париже в возрасте двадцати четырех лет, от переутомления и чахотки.

Через шесть лет, его друг Марк Авен выпустит в свет небольшую книгу под названием «Алхимическое посвящение. Практика Великого Делания», составленную из тринадцати неопубликованных писем Альберта Пуассона.

СТАНИСЛАС ДЕ ГУАЙТА

Станислас де Гуайта (6 апреля 1861, Таркемполь, Мозель — 19 декабря 1897) — французский поэт, обосновавшийся в Париже, специалист в эзотеризме, каббале и европейском мистицизме.

Член «Тулузского Ордена Розенкрейцеров», соучредитель Каббалистического Ордена Розы+Креста. Активный и видный деятель Ордена Мартинистов, сильно повлиявший на идеологию и учение данного Ордена.

Пользовался большой популярностью и успехом среди современников. Также был искусен в магии и оккультизме, и часто вступал в полемику с другими их представителями. Также магия и оккультизм были частью его произведений.

Родился в замке Алтевилля в коммуне Таркемполь в Мозэле, посещал лицей в Нанси, где изучал химию, метафизику и Каббалу. Будучи молодым человеком, он переехал в Париж, и его роскошные апартаменты стали местом встреч для поэтов, художников и писателей, которые были заинтересованы в обсуждении эзотеризма и мистицизма. В 1880 де Гуайта опубликовал два сборника поэзии «Темная муза» (1883) и «Мистическая Роза» (1885), которые имели большой успех.

            В 1883 году де Гуайта получил от Катулла Мендеса, заинтересовавшегося им, книгу «Учение и ритуал высшей магии» Элифаса Леви. Книга произвела на него глубокое впечатление. С тех пор, оккультные воззрения де Гуайты формировались под влиянием трудов аббата Альфонса Луи Констана (Элифаса Леви), и близких ему по духу авторов — маркиза Сент-Ива д’Альвейдра, и Фабра д’Оливе.

Однако, окончательно посвятить себя оккультной деятельности, оставив даже поэзию, де Гуайта решается после прочтения романа Жозефа Пеладана, затрагивавшего темы Розенкрейцерства]. В 1884 де Гуайта и Пеладан познакомились в Париже и предприняли попытку реставрации Братства Розы+Креста, на основе преемственности от загадочного «Тулузского Ордена Розенкрейцеров». Орден Розы+Креста, к которому возводил свою преемственность Тулузсский Орден, согласно его главе виконту де Лапассу, являлся тем самым легендарным и тайным Орденом, чей первый документ был впервые опубликован в начале 1600-х.[4]. Также считает и исследователь тайных обществ Джон Майкл Грир, утверждая, что преемственность и происхождение Каббалистического Ордена Розы+Креста через «Тулузский Орден Розенкрейцеров» восходит к первым в средневековой Германии розенкрейцерским братствам. Однако, документально преемственность Ордена подтверждена лишь до XVIII-ого века. В Ордене, ко времени принятия в него де Гуайты, состоял как Жозефин Пеладан, так и его старший брат Адриан. Они представили де Гуайту главе Ордена Фермену Буассину (мистический псевдоним — «Симон Бругал»), и тот принял его. Впоследствии, после его смерти, они преобразовали Тулузский Орден в Каббалистический Орден Розы+Креста. Также, сразу после преобразования и реставрации Ордена, они приняли в него Жерара Анкосса, чтобы заручиться его помощью и поддержкой. Анкосс, известный под псевдонимом «Папюс» был французским оккультистом, автором книг по Магии, Каббале и Таро. Де Гуайта и Пеладан реформировали и преобразовали «Тулузский Орден Розенкрейцеров» в Каббалистический Орден Розы+Креста в 1888 году.

Де Гуайта обладал обширной личной библиотекой, наполненной книгами, посвященным метафизическим проблемам, магии и «тайным наукам». Современники называли его «Принцем Розенкрейцерства», так как он уделял большое внимание изучению Розенкрейцерства.

             Станислас де Гуайта некоторое время руководил приемом в Орден Мартинистов, и составил для него некоторые обучающие материалы, и инициатическую речь, произносившуюся при возвышении в одну из степеней.

            Станислас де Гуайта верил в единство и древность посвятительной традиции, считая, что основные её тайны, которые он называл «Арканами», ведут свое происхождение из античных мистерий. В его воззрениях посвятительная цепь традиции простиралась из древнего Шумера и Вавилона, через мистерии эллинов, ессеев, тамплиеров и розенкрейцеров до его непосредственных посвятителей. Однако, он также был убежден, что в священнической и епископальной среде ортодоксальных христианских церквей также сохранялась премудрость посвятительной традиции. В своих работах, Гуайта много раз упоминает христианскую религию в общем, и католицизм в частности, как крайне возвышенную школу мистицизма, хотя и констатирует, что церковь не удержала у себя жреческий эзотеризм, осудив его под названием магии. Гуайта считал себя христианином, и личность Христа для него была весьма важна. Особо де Гуайта почитал теурга Мартинеса де Паскуалли, его ученика Луи Клода де Сен-Мартена, и таких деятелей эпохи возрождения, как Генрих Кунрат, Христиан Кнорр фон Розенрот, Эммануил Сведенборг и Якоб Беме.

Станисласу де Гуайте было тридцать лет, когда вышла его книга «Храм Сатаны», первый том его трилогии «Змей книги Бытия».

Трилогия, а точнее, её третий том, так и остались незавершенными, поскольку Станислас де Гуайта умер раньше, чем окончил его.

К 1890 сотрудничество де Гуайты, Папюса и Пеладана становилось все более и более напряженным из-за разногласий относительно стратегии и доктрин. Гуайта и Папюс лишились поддержки Пеладана, который покинул их, чтобы основать более католический Орден.

В последние годы жизни де Гуайта пристрастился к морфию, который использовал первоначально в качестве болеутоляющего средства. Лоран Тайад писал, что поэт стал настолько зависим от наркотика, что заказывал его килограммами. Так или иначе, употребление морфина ухудшило его и без того слабое здоровье, в результате чего он умер 19 декабря 1897 года в возрасте 36 лет. Биограф поэта Андре Бильи называет причиной его смерти уремию, об этом же свидетельствуют и родственники Станисласа де Гуайты. По мнению Ричарда Кавендиша, де Гуайта мог скончаться вследствие передозировки морфия.

СЕДИР

Ивон Ле Луп родился на rue de la Lainerie в Динане, Бретань, 2 января 1871 года. Он был сын Ипполита Волк и его жена Серафим Foeller, Нойштадт, неподалеку — Фульда (Гессен-Нассау). Он не прожил долго в родной Бретани; большая часть его детства прошла в Париже.

Он изучал оккультизм как самоучка в течение приблизительно двух лет, пока не познакомился с Папюсом (Dr Жерар Анкосс) 1889 года в « библиотеке » Чудес», который был местом встречи тех, кто интересуются эзотерикой. Это было также издательский дом, оборудованный конференц-залом. Этот магазин был основан Люсьеном Шамуэлем в 1888 году. Ивон ле Луп алкал знаний, и более того, он обладал памятью огромной и редкой интуиции. Папюс открыл ему сокровища из своей личной библиотеки, и он быстро прочел большое количество книг, посвященных, в частности, философии, символизму и эзотеризму. Он стал так очень быстро сотрудником Папюса. Через последнего он познакомился с Станисласом де Гуайта, который открыл ему доступ к своей библиотеке.

Это было время, когда Станислас де Гуайта провел реконструкцию Ордена Розенкрейцеров  и Папюс основал Орден Мартинистов.  В Каббалистическом Ордене Розы-Креста, он стал доктором Каббалы, а в Ордене Мартинистов, он был членом верховного Совета.

Через Шарля Барле, он стал членом « Герметического братства Луксора», которое Барле представлял во Франции.

            Позже, он был вовлечен Дуанелем в Гностическую Церковь, где он был рукоположен епископом под именем Тау Поль, епископ Конкореццо. Впоследствии, в 1897 году, Марк Хавен, (Эммануэль Лаланд его настоящее имя), ввел его в « F. T. L. » (Братство Сокровенного Света), в котором он стал одним из основателей, с Папюсом. Это была новая компания, типа розенкрейцеров.

            С Филиппоном, (Жан Табрис), участвовал в Ложе Мицраим, и он был членом Алхимического Общества Франции. Позже, Auguste de Villiers de L’Isle-Adam, Jules Barbey d’Aurevilly, Гюстав Флобер, Оноре де Бальзак, Жозеф Пеладан стали его инициаторами. Он также был введен в Обряд Мицраим.

            В октябре 1890 года он опубликовал свою первую статью под названием « Опыт практического оккультизма » под своим собственным именем. Псевдоним, что он будет использовать более поздно анаграмма слова desir «желание». Поль Седир получил высокие чины в различных оккультных организациях, в которых он был призван.

Несколько лет спустя, в 1897 году, он сделал еще одна примечательная встреча в Лионе, где он встретился с Мэтром Филиппом (Филипп Антельм Ницье (фр. Nizier Anthelme Philippe; 25 апреля 1849 — 2 августа 1905) — спирит, маг-медиум, мартинист и предсказатель, был советником русского царя Николая II до Распутина, занявшего его место. Филипп одновременно был и почитаемой, и весьма спорной фигурой, а некоторые даже считали его вернувшимся Иисусом. Папюс и Мэтр Филипп были очень близкими друзьями, и познакомились при самых необычных обстоятельствах). Впоследствии, Седир видел его несколько раз в Париже, и посетил также несколько раз в Лионе. В один прекрасный день он видимо испытал некое переживание и отрекся от всех эзотерических мудростей и посвятил себя мистическому христианству, любви к ближнему и поиску Царства Божия. Он расстался со всеми знакомыми, которые его не поняли. Седир — автор знаменитых книг, переведенных на русский: «Магические растения», «Половая магия», «Заклинания», «Магические зеркала»

АВГУСТ СТРИНДБЕРГ

А́вгуст Стри́ндберг (Ю́хан А́вгуст Стри́ндберг, швед. Johan August Strindberg, 22 января 1849 года, Стокгольм — 14 мая 1912 года, там же) — шведский писатель, драматург, основоположник современной шведской литературы и театра.

БЕРТЛО

Пьер Эжен Марселен Бертло (фр. Marcellin Berthelot; 25 октября 1827, Париж — 18 марта 1907, Париж) — французский физико-химик, общественный и политический деятель. Пионер исследования кинетических реакций, один из основоположников органического синтеза и термохимии, автор работ по истории науки. Член Парижской академии наук (1873) и член-корреспондент Петербургской академии наук (1876).

ФЛАММАРИОН

Ками́ль Николя́ Фламмарио́н (фр. Camille Nicolas Flammarion, 26 февраля 1842 — 3 июня 1925) — французский астроном, известный популяризатор астрономии.

Самая известная книга К. Фламмариона «Популярная астрономия», выпущенная рекордным для того времени тиражом в 100 000 экземпляров, была распродана в течение месяца. Затем книга в течение десятков лет выдержала множество переизданий и была переведена на все основные европейские языки (включая русский в 1902, 1904 и 1939 годах).Камиль Фламмарион занимался спиритуализмом. Ему принадлежат такие книги как «Неведомое» (о паранормальных возможностях и явлениях человеческой психики), «Смерть и её тайна» и другие. Степень причастности Фламмариона к теософскому обществу Е. Блаватской оценивалась различными авторами диаметрально противоположным образом.

Тифферо. Металлы суть тела сложные М. 1

Мемуары, представленные в Парижскую Академию Наук в 1853-1854 годах Теодором Тифферо

Первый мемуар

Ко всем чудесам промышленности, которыми оз­наменовался XIX век, я, скромный и неизвестный труженик, прибавляю свой камень на постройку об­щего здания. Пары и электричество уже изменили условия нашей жизни (и кто может сказать, на чем остановится их могущество); но кроме них есть еще и другие двигатели общественного богатства; я хочу указать на один из них, открытие которого совершен­но изменит условия труда и может устрашить самые смелые умы своей громадной важностью. Я решаюсь сообщить свое открытие публике единственно пото­му, что его важность прибавит новый блеск к славе моего отечества.

Я нашел средство производить искусственное золо­то; я делаю золото.

При этом сообщении я уже слышу возгласы неверующих и сарказм ученых; но я отвечаю и тем и другим: слушайте и смотрите!

Будучи сначала учеником, а потом преподавателем  химии в высшей приготовительной школе Нанта, в 1840 году, я исключительно посвятил себя изучению металлов, убежденный в том, что эта часть химии представляет обширное поле деятельности для на­блюдательного человека, и, наконец, решился пред­принять путешествие в Мексику, эту классическую страну металлов. В декабре 1842 года я отправился, скрыв настоящую цель своего путешествия, под ви­дом изучения еще нового тогда искусства дагерроти­пии и мог объездить во всех направлениях эти не­обозримые страны, эти плацеры[i], провинцию Сонору, Калифорнию, которая впоследствии обратила на себя взгляды всего мира. Изучая залежи металлов, поро­ды, в которых они встречаются, их различные физи­ческие состояния, расспрашивая рудокопов и сравни­вая их наблюдения, я пришел к тому убеждению, что металлы в своем образовании подчинены известным законам, проходят через известные периоды возраста­ния, которые хотя неизвестны нам, но своими резуль­татами поражают всякого, кто внимательно их изучил. Раз ставши на эту точку зрения, я стал прилежнее де­лать свои изыскания, и они становились более успеш­ными; мало-помалу все для меня становилось яснее, и я, наконец, уяснил себе тот порядок, которого я дол­жен был придерживаться при своих работах. После пятилетних розысков и трудов я успел, наконец, сде­лать искусственно несколько граммов совершенно чи­стого золота.

Невозможно описать ту радость, которая овладе­ла мной по достижении этой, столь желанной, цели. С тех пор только одна мысль преследовала меня: ско­рей вернуться во Францию и обогатить своим откры­тием мое отечество. Выбраться из Мексики в то время было весьма трудно, ибо американцы овладели Вера-

Круцом, Мехико и Тампико, так что на проезд от Гва­далахары до Тампико я должен был употребить шесть месяцев; только оттуда я уже успел выехать во Фран­цию, в мае 1848 г.

По возвращении во Францию, я снова постарался убедиться в свойствах полученного мною золота: кри­сталлизация, вид, плотность, превосходная ковкость, тягучесть, совершенная нерастворимость в простых кислотах, растворимость в царской водке[ii] и в щелоч­ных серных смесях — одним словом, все свойства зо­лота. Количество, добытое мною, не оставляло ника­кого сомнения насчет моего открытия и насчет не­значительности нужных для его приготовления из­держек.

Теперь, чтобы уничтожить все чудесное для мно­гих в моем открытии, я должен сообщить взгляды, руководившие мною при работах, и показать, что мой успех есть плод логических выводов из фактов уже принятых наукой.

Металлы не простые тела, а сложные

Алхимики и герметические философы средних ве­ков не имели никакой определенной, ясно сознанной теории в своих разысканиях о природе металлов; ру­ководимые мистической идеей и взирая на все тела природы как на смесь материи и божественного духа, они надеялись вырвать у природы тайну этой смеси и, освободив грубую материю от эссенции, привести ее к одному типу, по крайней мере относительно метал лов. Отсюда произошла идея того, что они называли великим делом, философским камнем, превращени­ем металлов.

Посвященные разделялись на множество сект; одни тщетно надеялись открыть панацею, способную про­длить человеческую жизнь, тогда как другие, более положительные, ограничивались отысканием спосо­ба превращать неблагородные металлы в благород­ные и драгоценные, т. е. в серебро и в золото.

Труды этих людей остались бесплодными, исклю­чая разве открытия некоторых чудесных лекарств, на целебную силу которых они впервые указали; эти лекарства были преимущественно заимствованы меж­ду сурьмяными и ртутными препаратами. В начале настоящего столетия было в моде расточать сарказм по адресу этих безумцев старых времен, и только теперь наберется едва несколько ученых, отдающих справед­ливость идее, первоначальной мысли, руководившей алхимиками.

Факты современной науки еще далеко не опровер­гают мнений и наблюдений этих философов; напро­тив, превращение металлов возможно, положительно возможно, по крайней мере в моих глазах; это совер­шившийся, доказанный факт и в этом не может сомне­ваться ни один непредубежденный ум.

Установим сначала плодотворный принцип, при­нятый в настоящее время всеми химиками: свойства тел зависят от их молекулярного состава.

В природе мы встречаем большое число полиформ­ных тел, которые получают весьма различные свойст­ва, смотря по системе, в которой они кристаллизуются, хотя, вместе с тем, состав их не претерпевает никакого изменения. Так, ромбоэдрическая углекислая известь, или известковый шпат, и призматическая углекислая

1ПО

известь, или аррагонит, совершенно одинакового со­става, а, между тем, свойства их весьма различны. На­ука достигла возможности воспроизводить эти две со­ли, по желанию, в обеих формах. Одна из этих солей обладает способностью двойного преломления, другая не имеет этого свойства; одна гораздо плотнее другой; одна, наконец, кристаллизуется при обыкновенной температуре, а другая — только при температуре 100 градусов.

Всем известно, что сера обладает различными свой­ствами, смотря по температуре, которой подвергают ее, и по кристаллической форме, придаваемой ей. Множе­ство металлических окислов, каковы, например, неко­торые окислы железа и хрома, замещая в солях другие основания, придают им и другие свойства и притом в весьма типичных формах. Окислы цинка, ртути, мно­гие соединения этих металлов изменяют свои свойства под влиянием изменения молекулярного состава, про­изведенного теплотой или электрическими силами. Губчатая платина, глина, накаленная добела, произво­дят, вследствие простого погружения их в смесь кис­лорода и водорода, соединение этих двух газов, т. е. об­разуют воду.

Не встречаемся ли мы ежедневно с подобными же явлениями и в органическом мире? Не преобразует­ся ли крахмал в сахар от одного соприкосновения с серной кислотой, так что эта последняя нисколько не изменяется в своем составе? Не присутствию ли азоти­стого вещества обязано своим происхождением явле­ние брожения, явление, которое производит в органи­ческих веществах столь любопытные преобразования? Наконец, синерод, этот сложный радикал, не есть ли продукт действия щелочного основания на азотистое вещество? Я бы мог привести в подтверждение вышеупомянутого принципа тысячи других примеров, если бы только не боялся упрека в хвастовстве зна­ниями. Поэтому я просто повторю еще раз, что нет ничего вернее той мысли, что конституция тела, из­меняясь, приобретает новые свойства, продолжая со­хранять свою непосредственную природу, или, если хотите, свой состав.

Следовательно, достаточно открыть такое тело, ко­торое своей каталитической силой могло бы подейст­вовать на преобразуемое тело, и тогда для преобразо­вания сего последнего останется только привести его в некоторые условия соприкосновения с первым. Вот этот-то принцип, признанный всеми современными химиками, был приложен мною к моим исследовани­ям, и именно ему я обязан своим успехом.

Неужели я должен повторять здесь все, что было сказано и написано в новейшие времена о вероятно­сти сложного состава металлов? Если начнем с тео­рии Шталя, признававшего металлы составленными из радикала и начала, названного им флогистиче-ским, и кончим Лавуазье, который своей теорией процесса горения указал ложную дорогу исследова­телям; если, наконец, припомним, что все бесчислен­ные тела природы, животные и растения, образова­ны только из трех или четырех элементов, несмотря на свое громадное разнообразие; если поразмыслим о том, что природа произвела все сложные тела с по­мощью лишь небольшого числа простых веществ, то тогда окажется вполне логичной та мысль, что со­рок с чем-то металлов, признаваемых в настоящее время за простые тела суть не что иное, как смеси или соединения какого-нибудь единственного, быть может, радикала с другим неизвестным и малоизу­ченным телом, действие которого, без сомнения, ус-

кользает от нашего внимания, но которое тем не ме­нее одно и производит все изменения в свойствах ра­дикала и показывает нам сорок металлов, тогда как в действительности существует только один. Каким образом можно допустить ту мысль, что природа со­здала такое количество разнородных металлов для образования неорганического царства, тогда как для создания бесчисленного числа животных и растений она употребила в дело всего-навсего каких-нибудь четыре элемента? Если кто-нибудь откроет это неиз­вестное тело, ускользавшее от стольких розысков, и заставит его подействовать на какой-нибудь ме­талл, то разве будет тогда удивительно для нас, если этот человек изменит природу металла, придав ему вместе с другой молекулярной конституцией и свой­ства того металла, в котором эта конституция суще­ствует нормально?

Я думаю, что сказанного достаточно для всякого, кто хоть немного знаком с физическими науками и имеет здравый смысл. Теперь же я выскажу свое положение определеннее. Я могу производить золо­то и совершать полное преобразование данного коли­чества металла в чистое золото. Я уже упоминал, что количество это было в несколько граммов, и до сих пор мне еще не приводилось совершать опыт с более значительной массой, так что я не могу сказать, что­бы мое предприятие было заведено на широкую но­гу. Для достижения этого мне нужны средства, по­этому я обращаюсь к тем лицам, которые пожелают войти в сношения со мной. Я не желаю — если толь­ко не буду принужден к тому — участи стольких за­бытых в своем отечестве изобретателей, т. е. не желаю предложить свое открытие иноземцам, чтобы дать чрез это возможность нашим соперникам в промышленности воспользоваться им помимо нас. Я обраща­юсь к своим соотечественникам и ожидаю от гласно­сти той помощи, в которой я нуждаюсь для оконча­ния своего дела.

В заключение, я считаю бесполезными и даже вред­ными рассуждения о громадной важности искусствен­ного производства золота. Франция обладает самым большим в Европе количеством звонкой монеты, имен­но около 3-х миллиардов франков; будущее понижение ценности золота, вследствие обильного ввоза его из Австралии и Калифорнии, суть два факта, легко сравни­ваемые между собой и следствия из которых вытекают сами собой.

[i] * Золотые россыпи (фр.).

[ii] Смесь азотной (1 доля) и соляной (3 доли) кислот, сильней­ший окислитель, растворяет золото, не растворимое в каждой из этих кислот.